Дело о длинноногих манекенщицах [= Дело о дочери мертвеца ] - Эрл Стенли Гарднер

– Я адвокат, – ответил Мейсон, как будто это объясняло все.

– О да, понимаю, все же… Впрочем, постойте, вы случайно неПерри Мейсон?

– Я самый.

– Ну и ну! Вот это сюрприз!

Кассельман протянул руку. Они обменялись рукопожатиями. УКассельмана были цепкие, сильные пальцы.

– Садитесь, Мейсон, садитесь, прошу вас. Хотите выпить?

– Нет, спасибо. У меня совсем нет времени. Кассельман сновапосмотрел на часы.

– У меня тоже времени в обрез, адвокат: скоро еще однаделовая встреча. Тогда, может быть, перейдем к делу?

Мейсон кивнул, опустился в кресло и вынул сигарету изпортсигара.

– Думаю, вам известно, мне принадлежат сорок пять процентовакций корпорации, – начал Кассельман.

– Известно.

– Пятнадцать процентов принадлежат вашему клиенту, и сорокапроцентами владеет Стефани Фолкнер.

– М-да, – произнес Мейсон, пуская колечки дыма и поудобнееустраиваясь в кресле.

– В Неваде много разных корпораций, – продолжал Кассельман.– Там легализованы азартные игры, и это имеет большое значение.

– Само собой разумеется.

– Игорный бизнес привлекает игроков, – сказал Кассельман.

– О да!

– А поскольку в других штатах азартные игры запрещены, то ихдеятельность зачастую ассоциируется с нарушением законов.

– Конечно.

– И этот нюанс многие не улавливают, сталкиваясь с ситуациямитакого рода.

– Я улавливаю.

– Но давайте перейдем к сути. Как оценивает Гарвин своиакции?

– Что вы можете предложить?

– Я готов сделать одно предложение, которое являетсяокончательным и бесповоротным.

– Что это за предложение?

– Я плачу за эти пятнадцать процентов тридцать тысячдолларов.

– Они стоят дороже.

– Это вопрос спорный. У вас свое мнение. У меня – свое.По-моему, эти акции стоят тридцать тысяч только потому, что в мои рукипереходит контрольный пакет.

– Я передам ваше предложение моему клиенту, но не думаю, чтоон его примет.

– Больше мы не можем предложить. Однако разрешите, мистерМейсон, обратить ваше внимание на один момент.

– Какой?

– Если вдруг мы приобретем контроль над корпорацией, данноепредложение, разумеется, аннулируется. После этого мы покупаем акции Гарвинауже по той цене, которую сами назначим.

– Я так не думаю, – ответил адвокат.

– Почему?

– Потому что вы не отдаете себе отчета в том, скольконеприятностей может доставить корпорации вроде вашей отдельный владелец акций.

– Возможно, вы не отдаете себе отчета, с кем вам придетсяиметь дело?

– Вполне возможно, что другие не отдают себе отчета, с кемим придется иметь дело?

– Послушайте, Мейсон, давайте вести разговор по-деловому. Небудем переходить на личности. Учтите, вам может не поздоровиться.

– Меня трудно запугать, – холодно произнес Мейсон. –Послушайте, черт возьми, что теперь я скажу: происходит убийство ГлейнаФолкнера, потом появляетесь вы и скупаете три пакета акций у перепуганныхдержателей… но Гарвина трудно запугать, меня – тем более.

Кассельман помолчал, потом сказал:

– Я не хочу иметь неприятности.

– Не надо напрашиваться на них, – отрезал Мейсон. – К вашемусведению, Гарвин не собирается продавать свои акции, чтобы вы не захватиликорпорацию в свои руки и не выкупили акции Фолкнера по вашей собственной цене.Мы предложим вам эти акции только в том случае, если вы купите их вместе сакциями Стефани Фолкнер по одной цене.

– Хорошо, я покупаю их за такую же цену. Внезапно зазвонилтелефон. Кассельман нервно вскочил, извинился и выбежал в соседнюю комнату. ДоМейсона стали долетать отдельные обрывки фраз.

– Алло… нет, нельзя… Только не сейчас!.. – Он с минутуслушал и что-то тихо добавил. Затем послышалось: – О'кей, через пару минут. – ИКассельман, не попрощавшись, повесил трубку.

Вернувшись в комнату, Кассельман взволнованно произнес:

– Мистер Мейсон, прошу меня извинить. Но ко мне в восемьтридцать должны прийти, и тут возник один очень важный вопрос, который надобыстро решать.

– Я понимаю. – Мейсон направился к двери. – Вы не дадитеномер своего телефона?

– Очень сожалею, он не для широкого круга.

Мейсон продолжал стоять у двери, не торопясь уходить.

– Хорошо, хорошо, Белдинг 6—9754.

– Спасибо, – поблагодарил Мейсон и вышел в коридор.Кассельман не захотел протянуть руку на прощанье и быстро захлопнул дверь, накоторой, как успел заметить Мейсон, замок был не пружинного типа.

Перри вышел на улицу, сел в машину и стал ждать. Черезнесколько минут к дому подъехал автомобиль, из которого выскочил ГомерГарвин-старший и вбежал в подъезд.

Мейсон хотел было нажать на клаксон, но что-то в поведенииГарвина насторожило его, и он передумал, продолжая не без любопытства наблюдатьза тем, как дальше будут разворачиваться события.

Гарвин открыл входную дверь своим ключом и вошел внутрь.Три-четыре минуты спустя он вышел из дома, сел в машину и с большим трудомвыехал со стоянки, так как перед ним кто-то поставил свою машину.

Мейсон два раза просигналил, но Гарвин, поглощенныйманевром, не обратил на его сигналы внимания. Едва он отъехал, как кавтостоянке подъехала Стефани Фолкнер. Очевидно, она заметила отъезжающегоГарвина, но не подала виду. Не заметив Мейсона, она поставила машину, быстронаправилась к дому и собиралась нажать кнопку звонка, когда дверь открылась ипоказалась полная женщина лет сорока. Увидев Стефани, она вежливо придержаладверь, пропуская ее вперед.

За время наблюдения в дом вошли только Гомер Гарвин и СтефаниФолкнер, а вышла одна полная дама.

Подождав еще несколько минут, Мейсон тронул с места иобъехал вокруг квартала. На углу улицы горел один-единственный фонарь. КогдаМейсон снова подъехал к зданию, он увидел, что машина Стефани все еще стоит напрежнем месте.

Адвокат уже в четвертый раз огибал дом, как вдруг заметилженскую фигуру, сбегавшую по служебной лестнице, и поехал медленнее. Женщинабросилась в переулок, выскочила на улицу и, наконец, перешла на быстрый шаг.Мейсон остановился рядом с ней.